Икона Андрея Рублёва «Святая Троица» в свете искусствоведения и православного богословия
Федоренко Сергей Александрович, преподаватель АНО ДПО «Академия инновационных технологий», г. Санкт-Петербург
Иконография Святой Троицы. Троичное богословие
Кто изображён на иконе «Троица» святого Андрея Рублёва?
Основываясь на вышеизложенном, теперь приступим к решению казалось бы простой на первый взгляд задачи: кто изображён на иконе Рублёва?
В богословской и искусствоведческой литературе на этот счёт существуют три гипотезы. Рассмотрим их, исходя из предположений о мировоззрении святого Андрея Рублёва, о той богословской программе, которой он руководствовался при создании иконы.
А. Гипотеза первая: на иконе изображены три лица святой Троицы – Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой
Сторонники данной гипотезы исходят из того, что в иконописи личные свойства ипостасей определены цветом. Из истории иконописи известно, что за каждыми иконописными персонажами закрепляется определённый цвет, который становится «личностным индексом», редко встречающимся в течение веков. Исходя из этого сторонники гипотезы утверждают, что раз средний ангел облачён в вишнёвый хитон и голубой гиматий - это Христос, Второе Лицо Святой Троицы; слева от зрителя, следовательно, изображён Отец (В самом начале Символа веры Церковью определено, что различие между Лицами Святой Троицы то, что Бог Отец не рождается и не исходит от другого Лица, Сын Божий предвечно рождается от Отца, Дух Святой предвечно исходит от Отца. Поскольку мы читаем всё слева направо, то незачем доказывать, что два ангела «исходят» от одного левого), напротив Отца – Дух Святой.
Неубедительность этой гипотезы, на наш взгляд, очевидна. Ученик богословски образованного византийского иконописца Феофана Грека и старца-аскета Даниила, воспитанный в строгих традициях византийского богословия, святой Андрей Рублёв не мог и помыслить о возможности непосредственного изображения Ипостасей (Лиц) «Триединого Бога», ибо «Троица есмь проста, неразделна, разделна личне, и единица есмь естеством соединена, отец глаголет, и сын, и божественный дух». [39] Для св. Андрея Рублёва отступление в этом вопросе было тем более недопустимо, что стригольники (русские еретики-антитринитарии XIV-XV веков) наряду с тезисом о поставлении за мзду духовенства выдвигали на первый план учение Священного Писания о невидимости и неизобразимости Бога. [40] На этом основании они доказывали, что никаких икон Троицы вообще быть не может.
Эта версия получила развитие у ряда иконописцев последующего времени, обозначавших у среднего ангела крестчатый нимб и даже подписывая инициалы Христа.
Однако Стоглавый собор строго запретил изображать в Троице крестчатые нимбы и надписи IC XC, объясняя это прежде всего тем, что образ Троицы не есть ипостасный образ Отца и Сына и Святого Духа, а образ троичности Божества и троичности бытия. Троица ведь никогда не воплощалась в образах трёх ангелов! В равной степени каждый из ангелов нам может показаться той или иной ипостасью, ибо, по словам святого Василия Великого, «Сын есть Образ Отца, а Дух – образ Сына».
Б. Гипотеза вторая: на иконе изображён Иисус Христос «по божеству» в сопровождении двух ангелов
Эта гипотеза соответствует наиболее традиционному в XV веке толкованию данного иконографического сюжета. [41]
Согласно Библии (Быт. Гл. 18), Авраама и Сарру, живших в дубраве Мамре, посетили три странника. После трапезы и возвещения им о скором рождении сына, двое странников отправились в близлежащие города Содом и Гоморру, которые за крайнюю развращённость своих жителей подлежали уничтожению, а третий остался с Авраамом.
Отец церковной истории Евсевий Памфил (IVвек) описал икону, находившуюся в его время возле легендарного дуба в Мамре. На ней была изображена трапеза трёх странников, которым прислуживают Авраам и Сарра (отсюда этот иконографический сюжет получил название «Гостеприимство Авраама»). Объясняя, почему центральная фигура странника крупнее двух других, Евсевий писал: «Это и есть явившийся нам Господь, сам Спаситель наш… Сын Божий явил праотцу Аврааму, каков Он и дал ему знание об Отце». [42]
Один из крупнейших отцов Церкви святой Иоанн Златоуст (конец IV века) подтверждает это толкование: «В куще Авраама явились вместе и ангелы и Господь их; но потом ангелы, как служители, посланы были на погубление тех городов, а Господь остался беседовать с праведником, как друг беседуют с другом, о том, что намерен был сделать». [43] Этим особым преимущественным положением одного из странников Златоуст объясняет обращение к Ним Авраама в единственном числе: «Владыко! Если я обрёл благоволение пред очами Твоими…» (Быт. 18, 3). Наиболее распространённый, в особенности на христианском Востоке, иконографический тип «Троица» соответствовал такому толкованию.
В пользу этой гипотезы приводились следующие доводы:
Преподобный Андрей Рублёв в силу его подразумевающегося богословского «традиционализма» не мог отклониться от общепринятого канона.
Боковые ангелы изображены как бы в готовности к движению, тогда как средний ангел пребывает в состоянии покоя.
За спиной среднего ангела восходит дерево, являющееся в иконописи образом креста.
Светлая полоса, так называемый «клав», на хитоне среднего ангела – знак его особого достоинства.
Эта гипотеза также не бесспорна.
Андрей Рублёв, не выходя за пределы византийской традиции, сумел наполнить её новым смысловым содержанием. Икона «Троица» Андрея Рублёва резко отличается от предшествующих ей памятников. Она имеет полемическое содержание и, несомненно, была направлена против еретических толкований догмата». [44]
Известно, что Рублёв в своих богословских «новшествах» опирался на авторитет святого Сергия Радонежского – «тайновидца святой Троицы», как его именует житие. К тому же, раскрытая от поздних записей в 1969 – 1970 гг. икона Троицы, написанная для Сергиева Троицкого монастыря на 10-15 лет раньше «Троицы» Рублёва, показывает, что направление духовного поиска было уже задано. Рублёв завершает его, с гениальным совершенством реализуя замысел, родившийся до него и хорошо ему известный.
Как заметил М. В. Алпатов[45], у среднего ангела приподнято правое колено, то есть, как и боковые ангелы, он готов встать. Гармоничное сочетание покоя и движения характерно для всех трёх фигур и для композиции иконы в целом.
На хитоне правого ангела просматривается клав зелёного цвета. Правда, на левом рукаве, а не на правом, как у среднего ангела.
На иконе нет Авраама и Сарры. Следовательно, преподобный Андрей не привязывал содержание иконы к библейскому сюжету «Гостеприимства Авраама».
Если бы средний ангел изображал Второе Лицо Св. Троицы – Иисуса Христа, то, в соответствии с иконописной традиции, его нимб должен быть восьмиугольным или крестчатым, но он простой круглый, что свойственно изображениям ангелов и святых. [46]
Нимб среднего ангела заметно меньше, чем нимбы боковых ангелов, что явно противоречит предположению о его более высоком иерархическом положении.
Соображения искусствоведа-протоиерея А. А. Салтыкова [47] о том, что уменьшенный размер нимба среднего ангела служит для создания впечатления глубины и, следовательно, значительности фигуры среднего ангела, неосновательны. Л. Лебедев отмечает, что на иконе Андрея Рублёва применена, в соответствии с иконописной традицией эпохи, не прямая, а обратная перспектива [48], то есть удалённые предметы изображены крупнее, чем близкие.
В. Гипотеза третья: изображены три ангела, понимаемые как «образ и подобие» Святой Троицы
Эта гипотеза принимается большинством православных богословов (да и западных теологов) и некоторыми искусствоведами. Как пишет, например, искусствовед (с некоторых пор ещё и священник) А. А. Салтыков, «в этом произведении художник изобразил, конечно, не сами ипостаси, а ангелов, в действиях и атрибутах которых они (ипостаси) проявляются». [49]
В пользу этой гипотезы приводятся следующие доводы.
Во-первых, основная богословско-полемическая задача Рублёва состояла в наглядном изображении равночестности трёх лиц Святой Троицы, а это возможно лишь в том случае, если все три фигуры на иконе являются существами одной и той же природы, в данном случае ангельской.
В дорублёвской иконографии идея равночестности выражалась в так называемом «изокефальном» типе икон, распространившимся на Западе с VII века и встречавшимся на Руси и в эпоху Рублёва. В соответствии с этим принципом фигуры имеют одинаковые размеры. Ангельская природа символизирована крыльями и круглыми пустыми нимбами.
Непривязанность рублёвской иконографической схемы к эпизоду библейской истории позволяет изменить расположение фигур, являющихся образами лиц Святой Троицы. Как образ Бога Отца может пониматься средний ангел, так как его центральное положение соответствует в таком случае богословскому учению о св. Троице как о «соборе равночестных лиц» и в то же время как о «монархии Отца». Среди современных искусствоведов такой точке зрения придерживались, например, Н. А. Дёмина [50] и О. В. Губарева. [51] Оригинальный вариант этой гипотезы предложил архиепископ Сергий (Голубцов), считающий, что образ Бога Отца расположил по левую руку от центральной фигуры Бога Сына. Сын оказывается в таком случае одесную Отца.
Большинство же исследователей (В. Н. Лазарев и др.) полагают, что преп. Андрей расположил образ Отца по правую руку от центральной фигуры, символизирующей Сына. Достаточно возражений есть и против этой гипотезы.
Протоиерей Лев Лебедев заметил, что «Во времена Рублёва не существовало устойчивой церковной традиции, выделявшей каких-либо трёх ангелов, равных по своей значимости. В богослужебных библейских текстах, в иконографии и церковных сказаниях чётко выделяются два высших ангела – Михаил и Гавриил, но поставить с ним в ряд третье ангельское имя затруднительно. В иконописных изображениях высших ангельских чинов встречаются четыре или семь равночестных по положению ангелов…» [52] На иконах XV – XVI веков «Собор Архистратига Михаила» изображены семеро архангелов, известных по именам: Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Селафиил, Иегудиил и Варахиил. До XVIII века в русской иконографии не встречалось изображений вместе трёх каких-либо архангелов. Число три для ангельских иерархий совершенно не характерно, а ведь эпоха Андрея Рублёва отличалась конкретностью богословского мышления. Следовательно, Андрей не мог изобразить трёх ангелов как образ Святой Троицы, не задавшись вопросом: какие именно ангелы могут служить её символом? Это порождает более принципиальный вопрос: может ли вообще собор трёх ангелов нести в себе полноту образа Святой Троицы (в смысле внутренней структуры, самого принципа триединства).
Исследуя иконографию ангелов XIV – XVI веков, можно высказать предположение, что архитектоника ангельских чинов соответствует не «структуре» Святой Троицы, но структуре божественных энергий, которые по учению святого Григория Паламы мыслились не как энергии отдельных лиц Святой Троицы, но как энергии всей Святой Троицы в целом. Печать триединства должна была лежать и на божественных энергиях и, соответственно, на соборе ангелов. Это был «энергетический» образ триединства», но преподобный Андрею Рублёву был необходим более высокий образ триединства – ипостасного.
Крылья в иконографии эпохи Андрея Рублёва рассматривать однозначно как указание на ангельскую природу нельзя. Среди русских икон XIV – XVIII веков довольно часто встречается сюжет «Святой Иоанн Предтеча – ангел пустыни», где святой Иоанн Креститель изображён с крыльями. Такая икона конца XVII века письма известного царского изографа Тихона Филатьева находится в экспозиции Государственного Эрмитажа. В запасниках московского Исторического музея есть икона XVIII века, предположительно созданная в иконописной мастерской Троице-Сергиевой Лавры, изображающая группу святых, среди которых – святой Сергий Радонежский, изображённый с крыльями. Эта икона иллюстрирует тот факт, что крылья в иконографии – это общий символ духовности, они могут принадлежать как ангелам, так и святым, достигшим особой степени одухотворения своей человеческой природы. В иконографии Киевской Руси, напротив, были случаи изображения и ангелов без крыльев: например, на известной иконе «Благовещение Устюжское» (крылья архангелу Гавриилу были дописаны более чем на сто лет позднее создания иконы).
Чаша с головой тельца на престоле является, безусловно, символом евхаристии, то есть причащения Телу и Крови Иисуса Христа. Совершенно непонятно, если преп. Андрей хотел изобразить именно ангелов, то непонятно, почему он подчёркивает евхаристический характер трапезы? Разве в рамках православной традиции не является кощунственной сама мысль о причащении ангелов крови и плоти Господа Нашего Иисуса Христа? Конечно, в библейском описании «Гостеприимства Авраамова» говорится, что странники явно ели и пили, но в этом эпизоде ангельская природа странников явно не подчёркивается. В тексте Библии указывается, что к Аврааму пришли «три Мужа», то есть три человека. В другом эпизоде жители Содома не опознают ангелов в двух странниках и принимают их за обыкновенных людей. [53] Лишь благодаря пророческому прозрению Авраам постигает, что к нему явился Господь в сопровождении двух ангелов (в некоторых преданиях утверждается, что это архангелы Михаил и Гавриил). Одна из возможностей богословского понимания этого эпизода состоит в том, что бесплотные ангелы незримо вселились в каких-то конкретных людей, живших при Аврааме.
Теперь мы отмечаем, что все изложенные гипотезы встречают серьёзные возражения.
Рассмотрим ещё одну гипотезу, весьма смелую и оригинальную, предложенную ещё в 1980-е годы известным церковным историком и богословом протоиереем Львом Лебедевым, ныне покойным. [54]
Г. На иконе преподобного Андрея Рублёва изображены три человека, являющие собой образ Святой Троицы
В пользу этой гипотезы Л. Лебедев приводит следующие доводы:
Согласно текстам Священного Писания, среди всех сотворённых существ полноты образа Божия принадлежит исключительно человеку. «И сказал Бог, - повествует Библия, - сотворим человека по образу Нашему, и по подобию Нашему…И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его». [55] Про ангелов же говорится, что «они суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение». [56] К. И. Логачёв так пишет об ангелах: «Слово ангел, означая с еврейского – посланника, и с греческого – вестника, употребляется в Священном Писании: а) и о самом Боге и Господе Иисусе Христе; б) и о людях. Так Израиль называется вестником, пророки называются ангелами, Предтеча Христов называется ангелом, священники называются ангелами, епископы церквей и другие вестники из людей; в) даже слово ангел употребляется и о бездушных вещах, о язвах, казнях, стихиях, которые Бог как своих вестников посылает на людей. Но в собственном смысле ангелами называются в Священном Писании сотворённые Богом высшие человека, бесплотные, духовные существа, одарённые высшим разумом, свободною волею и большим могуществом, всегда предстоящие пред престолом Божиим, служащие Ему и прославляющие Его, и посылаемые в служение спасению человеков». [57]
По учению отцов Церкви, Бог, желая соединиться со своим творением стал человеком, а не ангелом, именно потому, что только человек несёт в себе полноту образа божия и является «венцом Творения».
Вполне возможно предположить, что для преп. Андрея Рублёва три человека, обретающие единство в духовной любви, представлялись наиболее совершенным и полным образом ипостасного единства Святой Троицы. В этом преп. Андрея мог убеждать один из важнейших новозаветных текстов – так называемая «Первосвященническая молитва» иисуса Христа во время тайной вечери, где Он впервые совершает евхаристию и причащает учеников (Ин. 12 – 17). Обращаясь к Отцу со словами: «Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе», Иисус просит Отца об учениках: «да будет едино, как мы едино» (Ин.17, 21-22). Таким образом, икона Андрея Рублёва служила наглядным выражением новозаветного определения «Бог есть любовь» (1Ин. 4,8).
Автор первого жития св. Сергия Радонежского (и его ученик) монах Епифаний Премудрый сообщает, что св. Сергий призывал «взиранием на единство Святой Троицы побеждать страх перед ненавистной рознью мира сего». Единство Святой троицы было для Сергия символом собирания воедино всех людей русской земли. Тот же Епифаний указывает, что Андрей Рублёв свою прославленную икону «Троица» написал «в похвалу Сергию» по заказу игумена Никона, ближайшего друга и ученика Сергия радонежского. Можно со значительной долей вероятности предположить, что в кругу преподобного Сергия возник определённый образ мыслей, самобытный стиль богословствования, и что Андрей Рублёв являлся одним из выразителей на языке иконы богословской программы, сложившейся в этом кругу. Убеждение, что человеческая любовь, человеческое единство является наивысшим воплощением Святой Троицы, должно было сообщить проповедям преподобного Сергия Радонежского и его учеников особое вдохновение и действенность.
Получает естественное объяснение евхаристическая чаша, образующая духовный и композиционный центр иконы. Изображая ипостасное, личностное единение в любви, Рублёв дополняет это духовное единение символическим образом единства телесного, достигаемого через причастие. Благодаря причастию, утверждает Павел, «мы, многие, составляем одно тело во Христе» (Рим. 12, 5).
Нами ранее упоминалась так называемая «Зырянская Троица» - икона конца XIVвека с надписями на зырянском языке. Эта уникальная по своему содержанию икона имеет ряд признаков, характерных для иконы Рублёва: три фигуры за столом имеют одинаковые размеры, в центре – евхаристическая чаша, древо расположено непосредственно за спиной средней фигуры, а не растёт из горы, как обычно. Кроме того, у этой иконы есть две замечательные особенности. Во-первых, каждая из фигур имеет крестчатый нимб, а во-вторых, снабжена надписью по-зырянски: средняя – «отец», одесную – «сын», ошую – «дух»! Одинаковость нимбов указывает на тождественность природы трёх изображённых лиц: поскольку кресчатый нимб по традиции обозначал Иисуса Христа как человека, то отсюда следует, что «сын» есть человек Иисус, а «отец» и «дух» - два других, равночестных ему человека! На это указывает также надписание «отец», «сын» и «дух» вместо «Бог Отец», «Бог Сын» и «Святой Дух».
Эта икона по мастерству исполнения далека от художественного шедевра, но её принципиальное значение определяется тем, что её автором (по мнению И. Языковой и др. искусствоведов) и владельцем был просветитель зырян, близкий друг и соратник Сергия Радонежского святой Стефан Пермский. Зырянская надпись на иконе служила целям проповеди. Можно с определённой долей уверенности утверждать, что Стефан Пермский, как и Андрей Рублёв, руководствовался богословскими идеями Сергия Радонежского.
Как нам сообщают житийные и летописные источники (см. Приложение: «Исторические сведения о жизни создателя иконы «Святая Троица» преподобном Андрее Рублёве») в 1408 году Андрей Рублёв вместе со своим другом и сопостником Даниилом Чёрным трудился над росписью Успенского митрополичьего собора во Владимире. Там он имел возможность познакомиться с фреской Дмитриевского собора конца XII века «Авраам, Исаак, Иаков в раю», на которой в центре изображён праотец Авраам, по правую руку – его сын Исаак, по левую – сын Исаака Иаков, ставший согласно Библии родоначальником двенадцати колен Израилевых. Эту фреску в Успенском соборе повторили Андрей и Даниил, но в изменённом виде, они поменяли расположение фигур: по правую руку от Исаака – Иаков, так что каждый оказывается по правую руку от своего отца. Поскольку в Священном Писании часто употребляется именование «Бог Авраама, Исаака, Иакова», приводившееся учителями Церкви в качестве доказательства троичности божества, то это изображение несло важную богословскую нагрузку. Авраам, Исаак, Иаков – три человека, являющие собой образ Святой Троицы.
Центральное положение Авраама на фреске Дмитриевского собора соответствовало основной идее догматического православного учения о Боге Отце как источнике Святой Троицы: Отец рождает Сына, Святой Дух исходит от Отца.
Расположение фигур на фреске Даниила Чёрного и Андрея Рублёва подчёркивает другое догматическое утверждение: о том, что Сын Божий восседает одесную Отца. Оба эти положения отражены в Никео-Цареградском Символе веры (2-й, 4-й и 5-й члены Символа).
В этих фресках Андрей Рублёв имел дело с авторитетной иконописной традицией, согласно которой три человека, связанные глубоким личностным и родовым единством, рассматривались как иконографический образ Святой Троицы.
Если признать за истину гипотезу о том, что на иконе Святой Троицы изображены три человека, то неизбежно возникает вопрос: изображены ли здесь три святых человека вообще или три конкретных лица?
Сам Л. Лебедев придерживается варианта гипотезы о том, что на иконе изображены три конкретных лица, которых Рублёв должен был считать высшими в иерархии человеческих ипостасей. Само наличие такой иерархии вполне могло соответствовать умозрению богослова той эпохи.
«Иная слава солнца, - пишет апостол Павел, - иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе». «Так и написано, - продолжает Павел, - первый человек Адам стал душею живущею, а последний Адам есть Дух Животворящий… Первый человек – из земли, перстный; второй человек – Господь с неба» (1Кор. 15; 41, 45 – 47). Этот текст для преподобного Андрея мог стать ключевым.
Итак, «первый человек» - это праотец Адам, который, несомненно, среди всего человеческого рода имел наибольшие основания рассматриваться как ипостасный образ Бога Отца.
«Второй человек» - это, конечно, Иисус Христос, который, согласно христологическому догмату, будучи Богом, послужил прообразом самого себя как человека.
«Третий человек» - это пророк и апостол Евангелист Иоанн Богослов. Его роль в христианстве совершенно исключительна. Евангелие Апостола Иоанна было написано после Евангелий Матфея, Марка и Луки. Иоанн своим Евангелием восполнил пробелы, допущенные предшествующими тремя Евангелистами. Сам Иоанн говорил, что в Евангелиях других Евангелистов много говорится о явлении Христа во плоти, но повествователи не достаточно полно говорят о Божественной стороне Спасителя, обходят молчанием Его Божественную природу, что дало бы повод в будущем к появлению учений, считающих Христа простым человеком.
Общее содержание Евангелия Апостола Иоанна определяется главной целью Евангелия – раскрыть, что Иисус Христос есть Сын Божий, соединивший в себе внутренне человека с Богом. Особенностью евангелия от Иоанна считается его учение о Логосе. Иоанн рассказывает, что Христос есть воплотившийся Логос, предвечно существующий. Это заключение можно вывести из слов Евангелия: «Слово плоть бысть», - то есть под Словом подразумевается существо Сына Божия; и что Христос до своего воплощения есть Слово, предвечно существующий. Евангелие от Иоанна, утверждающее истину Богочеловечества Иисуса, имеет громадное значение для понимания христианства.
Кроме Евангелия святой Иоанн Богослов написал книгу о последующей жизни первых христиан (Соборные послания). Подвергшийся в числе прочих последователей Христа гонению, Иоанн был сослан на остров Патмос, где жил долгое время и только к концу жизни был возвращён в Эфес. На Патмосе и было им написано боговдохновенное пророчество о судьбах мира и Церкви – Апокалипсис (Откровение Иоанна Богослова). Написан Апокалипсис в конце I века с целью придать мужество гонимым христианам, раскрыв значение воинствующей Церкви Христовой. Содержание Апокалипсиса распадается на четыре части:
Iчасть: Сын Божий является Иоанну; в его руках судьбы Церквей, в виде семи светильников; о каждой Церкви особое пророчество; здесь описывается современное состояние христианства.
IIчасть: Иоанн восхищен на небо и здесь, представ пред престолом Бога, видит открывающиеся перед ним одно за другим семь тайн Божественных – последняя тайна, - вскрытие последней печати, сопровождаемое трубными звуками, - начало Царства Божия на земле, второе пришествие Сына Божия.
IIIчасть: Борьба последователей Христа с приверженцами дракона на небесах и на земле.
IV часть: Земля поклоняется дракону, слушает лжепророков, за что на неё изливается гнев неба, от которого гибнут все, не принадлежащие к Истине.
Апокалипсис завершается видением святого Иоанна Нового Небесного Иерусалима: «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего». [59] Святой Иоанн видит, как город дивно украшен. Отец употребил всё, чтоб его приготовить. Ведь невесту украшают для самого требовательного человека – для жениха. Дальше мы читаем, что подходит к нему Ангел и приглашает: «Пойди, я покажу тебе жену, невесту Агнца» (21.9). И когда Иоанн последовал, то Ангел показал как раз именно этот город – Небесный Иерусалим. Но значение этого Иерусалима двояко: это и город и бесчисленное множество искупленных членов Церкви, то есть невеста.
Церковь Божия всегда была тайной и тайна есть во всем Слове Господнем. И невеста на Востоке действительно держится за занавеской закрытой. Не призванный глаз не может её видеть, и только когда она венчается, уходя из девства, вуаль снимается. Так и Церковь весь ход своей истории совершает под покрывалом. Она станет явной, только когда явится с Ним.
Тайнозрителем Небесного Иерусалима, Церкви Божией, ставшей явной, является святой Иоанн Богослов – единственный из людей, так что его место на иконе при её прочтении по рассматриваемой нами версии вполне оправдано.
Хотелось бы добавить, что в качестве третьего человека в образе ангела на иконе может восприниматься и другой Иоанн – святой пророк иоанн Креститель, последний пророк Ветхого и первый пророк нового завета. Его изображение на русских иконах XV – XVIII веков с крыльями в виде Ангела пустыни достаточно широко известно в иконографии. Одну из сторон его проповеди составляло учение о приближении Царства Божия. Мотивом к изображению Иоанна Предтечи с крыльями на иконах «Иоанн Предтеча Ангел пустыни» послужили слова Христа: «Сей есть, о котором написано: вот Я посылаю Ангела Моего перед лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою» (Лк.7, 27).
На некоторых иконах изображается Иоанн Предтеча (оглавный, поясной, оплечный, рост) с крыльями или без с евхаристической чашей в руках, в которой лежит маленькая обнажённая фигурка Христа.
Таким образом, «третий человек» - будь то апостол Иоанн или Иоанн Предтеча могут рассматриваться как ипостасный образ Бога Святого Духа.
Однако вернёмся к «первому» и «второму» человеку на иконе. Они более важны для смыслового ряда иконы.
В иконографии человек Иисус Христос изображается рядом с Адамом в очень важном и распространённом в средние века сюжете – в иконе «Воскресения Христа» в виде «Сошествия во ад». Первое, что совершает Иисус Христос, сломивший «врата ада» - он выводит оттуда своего праотца Адама (вместе с Евой и рядом ветхозаветных праведников). В те времена довольно широко бытовало мнение, что это «изведение из ада» означало также телесное воскресение вместе с Христом целой плеяды ветхозаветных праведников (Адам и Ева, хотя и согрешили, но считались праведниками ввиду их искреннего покаяния). Это мнение было основано на тексте из Евангелия от Матфея, описывающем события после смерти и воскресения Иисуса Христа: «…и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли, и, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27, 52 – 53).
Согласно средневековому преданию, гора Голгофа, на которой распяли Иисуса, была местом захоронения Адама. Это было отражено в другом распространённом иконографическом сюжете: голова (череп) Адама под голгофским крестом. Согласно преданию, капли крови Иисуса, впитавшись в землю, достигли костей Адама и воскресили его.
Итак, Андрей Рублёв имел достаточно оснований в церковной традиции для того, чтобы поставить рядом (точнее, посадить за одним столом) Иисуса и Адама. Проводимая в Новом завете параллель между этими двумя лицами указывали на их человеческую равночестность, на равенство масштабовв соборной иерархии человеческого рода. Разумеется, Иисус «по божеству» мыслился бесконечно превосходящим не только Адама, но и самого себя как человека.
И Иисус, и Адам и Иоанн изображены на иконе в своих воскресших, одухотворённых телах, что и подчёркнуто наличием крыльев как символа одухотворённого естества. Возможно, что изображая крылья, Рублёв имел в виду также текст Евангелия от Луки о воскресших людях: «и умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам» (Лк. 20, 36).
Предложенное толкование позволяет дать непринужденное объяснение ряду символов в иконе Рублёва:
Уменьшенный нимб над головой Адама служат напоминанием о первородном грехе, этим как бы компенсируется центральное и доминирующее положение Адама по отношению к Иисусу. Конечно, здесь показан образ отношения Бога Отца к Богу Сыну, и Сам Иисус, согласно преданию, оказывал сыновнюю почтительность даже к приёмному отцу Иосифу, тем более к праотцу Адаму.
И в то же время для христианского сознания Андрея Рублёва необходимость как-то умалить Адама перед Иисусом должна была казаться очевидной.
Каменные палаты над головой Иисуса символизируют Церковь и его самого как «домостроителя» и главу Церкви. Некоторые исследователи усматривают в расположении колонн анаграмму IH, то есть Иисус Назорей – имя, подчёркивающее, что здесь изображён Иисус именно как человек, а не как Бог. Предположение кажется достаточно правдоподобным: необходимость такого прямого указания была обусловлена распространённым до Рублёва толкованием этого сюжета (вспомним – «Бог и два Ангела»).
Древо над головой Адама, скорее всего, отражает излюбленный сюжет русских иконописцев той эпохи – «древо Иессеево». В основании древа изображался всегда Адам, на его ветвях располагались ветхозаветные праведники. Иногда «древо Иессеево» мыслилось как родословная Иисуса, восходящая к Адаму. Возможно также, что это одновременно есть символ райского «древа жизни», также связанного с Адамом.
Может быть дано объяснение цветовой символики иконы. Красновато-коричневый цвет хитона Адама символизирует «персть земную», из которой, согласно Библии, Бог сотворил Адама: «И создал Господь Бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею земною» (Быт.2, 7). Имя Адам в толкованиях святых отцов часто переводилось как «красная земля», что и могло послужить основанием для выбора окраски хитона, имеющий тот же цвет, что и крылья, возможно, указывает на «дыхание жизни», одухотворившее «персть земную».
Голубой цвет хитона Иисуса символизирует его человеческую природу как природу «нового человека». Согласно церковному учению, Иисус-человек является по матери потомком («сыном») Адама; мужское же семя сотворено Богом в девственной утробе Марии в момент Благовещения, возвещённого архангелом Михаилом (Лк. 26-38). Поскольку это сотворённое семя является новым, не унаследованным от Адама, то Иисус мыслился как родоначальник «нового человечества», в состав которого сыны Адама входят посредством причастия Телу и Крови Господа Иисуса Христа. Происхождение Иисуса от Адама символизируется цветом жертвенного тельца в евхаристической чаше, совпадающим с цветом хитона Адама. Голубой цвет гиматия (верхней одежды) Адама указывает на его принадлежность, через причастие, к "н«вому человечеству» Иисуса Христа. Золотой цвет гиматия Иисуса символизирует его божественную природу. [60] Иисус Христос понимался не просто как человек, но как Бог, который, оставаясь Богом, стал человеком.
3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВОПЛОЩЕНИЕ ТРОИЧНОГО БОГОСЛОВИЯ СВЯТОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО В ИКОНЕ «ТРОИЦА» ПИСЬМА СВЯТОГО АНДРЕЯ РУБЛЁВА
Принадлежность Андрея Рублёва идейному течению Сергия Радонежского не вызывает сомнения. Эта традиция в изучении идейного и художественного наследия преподобного Андрея Рублёва была заложена ещё у дореволюционных исследователей Ф.И. Буслаева, Н. П. Кондакова, В.А. Ровинского, Е.Н. Трубецкого и прочно обоснована в работах наших старших современников М.В. Алпатова, Н.Н. Воронина, Н. А. Дёминой, В.Н. Лазарева, Д.С. Лихачёва, М.Н. Тихомирова, А.И. Клибанова, протоиерея Л. Лебедева, архиепископа Сергия (Голубцова), Н. Озолина, протоиерея А.А. Салтыкова и О.Н. Губаревой. Единственное диссонирующее этой традиции мнение содержится в двух исследованиях московского искусствоведа Г.И. Вздорнова «Книгописание и художественное оформление рукописей в московских и подмосковных монастырях до конца первой трети XV века» и «Неоткрытая икона «Троицы» из Троице-Сергиевой Лавры и «Троица» Андрея Рублёва».
Вздорнов полагал, что иконописная школа имелась не в Троицком, а в Симоновом монастыре и «что именно в Симоновом монастыре Андрей Рублёв и получил художественное образование» [61]. Скепсис автора по поводу того, что «как человек и художник» Андрей Рублёв «сложился в атмосфере нравственного влияния Сергия Радонежского», на наш взгляд не имеет убедительных оснований. «Атмосфера нравственного влияния Сергия Радонежского», конечно же, не ограничивалась стенами Троицкого монастыря, как не ограничивалась она стенами дочерних монастырей, основаных учениками и последователями Сергия Радонежского, в том числе Симоновского, учредителем и сотрудником Сергия, его племянник Фёдор. «Монастырская реформа Сергия, его религиозно-философское направление, его общественно-политическая деятельность имели общерусское значение" [62]. Крайне мало оснований у нас говорить о наличии иконописной школы в Симоновом монастыре, но всё же следует отметить, что иконописцем был основатель монастыря племянник Сергия Федор и в конце XIV – начале XV веков в монастыре работал талантливый византийский иконописец по имени Игнатий. Предание указывает, что Фёдор написал образ своего дяди Сергия Радонежского и Деисус в церковь Николы на Болвановке.
Житийные повести о Сергии Радонежском служат важнейшим источником для характеристики идейно-богословского направления св. Сергия Радонежского. Наиболее существенные различия у биографов Сергия Епифания Премудрого и Пахомия Серба обнаруживаются в их текстах «Жития Сергия» в оценке значения троичного момента в богословии Сергия. С именем Святой Троицы Епифаний начинал свою повесть о Сергии: «Слава Богу о всём и всяческих ради, о них же всегда прославляется великое и трисвятое имя, еже и присно прославляемо есть Слава Богу вышнему, иже в Троице славимому» [63]. Во вступлении к «Житию Сергия» Пахомовой редакции этих слов нет. Однако, приглашая читателей и слушателей жития вкусить «духовную пользу», Пахомий пишет, что монашеское звание «не бо от человек», «но Сама Святая и Живоначальная Троица ликовати нас воздвижит» [64]. Этих слов, в свою очередь, нет у Епифания. В описании начала «Жития Сергия» у Епифания в качестве центрального эпизода выступает чудо троекратного вещания младенца из чрева матери, молящейся в церкви. В эпизоде, повествующем о даровании отроку Варфоломею грамотности свыше, не в порядке учения, а по благословению посланного Богом старца, родители обращаются к старцу с вопросом, который ранее он задавал священнику Михаилу: «Отче Господне! Пожди еще, да въпрашаем тя… понеж вещь о нем сотворися страшна, странна, и незнаема сицева: ему сущу в утробе матерне за неколико время рождении его, трижды провереща в утробе матерне…» [65]. На что старец отвечает родителям, что сын их «имат быти обитель святыя троица, и многы приведут вослед себе на разум божественныя заповедей» [66]. К чуду троекратного возглашения младенца в утробе матери Епифаний троекратно обращается в своём «Житии».
В эпизоде об удалении Варфоломея после кончины родителей «на взыскание места пустынного» и о построении в этом месте церкви междц Варфоломеем и его братом Стефаном происходит разговор: «Паче же о сем молю тя и вопрошаю тя, - обращается Варфоломей к брату, - се уже церковь поставлена и совершена всемь, и время есть освещати ю: скажи мне, в которое имя будет праздник церкви сиа, и в имя которого святого свящати ю?» На вопрос Варфоломея Стефан отвечает: «Что мя вопрошаеши…и сам веси мене не хужде…елма ж бог избра тебе, еще суща в утробе матерне носима и прознамена о тебе и преж рождениа твоего егда трикраты провозгласил еси во всю церковь… Священницы же и старци святии мужие ясно о тебе проразсудиша и протолковаша глаголюще: понеже о младенце сем троичное число изобразись, и сим прознаменуя, яко будет некогда ученик святыя троица, и ти токможе сам един веровати начнет благочестно, но и иное многы приведе и научит веровати в святую троицу. Да лепо есть тебе свещати церковь сию паче всех во имя святыя троица». Варфоломей поясняет брату: «Воистину изглагола, господине мой, се и мне любо есть, и аз того ж хотех, и смышлях, и желает душа моя, еже свершити и свящати церковь во имя святыя троица, но смирения ради, вопроших тя…». Пахомий, к сожалению, не придавал значения повторению чуда о троекратном вещании в деловито-хроникальном стиле поведал, что повелением митрополита Феогноста Варфоломей освятил построенную им церковь «во имя живоначальныя троици». Для Епифания же троичный мотив имел принципиальное значение. Епифаний даёт обширное рассуждение о Святой Троице. Ввиду важности его для понимания троичного богословия святого Сергия и его круга воспроизведём этот текст полностью: «Пакы сему достои(т) чюдитеся, что ради не провозгласи единицею или дважды, но паче третицею, яко да явится ученик Святыя Троица, понеж убо тричисленное число паче инех прочих чисел болши есть зело чтомо, везде бо троечисленное число всему добру начало и вина возвещению, якож всему добру начало и вина возвещению, якож се глаголаю: трижды Господь Самоила пророка воззва; трею камению пращею Давид Голиафа порази; трижды повеле возливати воду Илиа на полена, рек: утроите, утроиша; трижды тойжде Илиа дуну на отрочища и воскреси его; три дни и три нощи Иона пророк в ките тридневова; трие отроци в Вавилоне пещь огньную угасища; тричисленное же слышание Исаию пророку серафимовидцу, егда на небеси слышашеся ему пение ангельское, трисвятое вопиющих: свят, свят, свят, Господь Саваоф! Трею же лет воведена быть в церковь святая святых пречистая дева Мария, тридесять же лет Христос крестися от Иоанна в Иордани; три же ученики Христос постави на Фаворе и преобразися пред ними; тридневно же Христос из мертвых воскресе; трикраты же Христос по воскресении рече: Петре, любиши ли мя? Что ж извещаю по три числа, а что ради не помяну болшаго и страшного, еже есть тричисленное божество треми святынями, треми образы, треми собыствы, в три лица едино божество Пресвятыя Троица, и Отца и Сына и Святого Духа, триипостасного божества едина сила, едина власть, едино господство» (ПДПИ, с.17, 18).
Как ранее говорилось, преподобный Андрей Рублёв, постриженник Спасо-Андроникова монастыря (основанный святым Андроником, тоже учеником преподобного Сергия), был духовно един с Сергиевой обителью. Созданный им новый образ впервые получил название «Троица».
Своё земное начало Церковь получила в день Пятидесятницы, когда Святой Дух сошёл на апостолов и человек обрёл возможность соединиться Им в Теле Христа, которое есть Церковь: ещё раз в мире был явлен образ Пресвятой Троицы.
«Будьте убо вы совершени, якоже отец ваш небесный совершен есть» (Мтф. 5.48), - говорит Христос о Божественном совершенстве Пресвятой Троицы и предназначении человека. Троица показывает единство множества в одной природе – Божественной. Каждая личность тоже ипостась единой природы, но только тварной, которая разделилась грехом. И человек призван любовью вернуть миру его изначальную целостность. Св. Сергий и его последователи глубоко восприняли это откровение и всей своей подвижнической жизнью стремились восстановить райское единство Бога, человека и природы. Богословие великого подвижника нашло своё воплощение в творении гениального иконописца и тайнозрителя Троицы святого преподобного Андрея Рублёва.
|
